I'll wrap my hands around your neck so tight with love
Выложу-ка я сюды свою квэнту для предстоящей кабинетки.
читать дальшеЗаписки мёртвого тамплиера
Я жив, но это ненадолго…
Вокруг меня сейчас темнота. Я как будто уже в могиле. И, как перед смертью, проходит перед глазами вся моя жизнь.
Я выбрал этот путь сам. Мне некого винить. Хотя точно знал - это не совсем моё. Но на момент принятия решения состояние моего духа было в большом упадке.
Я сам не знал, чего ищу, чего хочу. Понимал только одно - жить мне незачем. И вот именно тогда я встретил человека, рассказавшего мне об Ордене.
Мне уже был 21, когда я переступил порог монастыря Ордена Храма. Три года я был, если можно так выразится, послушником. И в 24 года стал рыцарем-тамплиером.
Событие, приведшее меня в Орден, оказало сильнейшее влияние и на всю дальнейшую мою судьбу. Только вот до сих пор не могу понять, почему все эти годы я так отчаянно цеплялся за этот мир, так отчаянно пытался выжить? Для чего? Чтобы быть запертым в каменный мешок? Сносить издевательства доминиканцев?
…Где же моё христианское смирение?...
Бред… Уже который день мне кажется, что я в бреду… Но в памяти отчётливы лишь события последних лет. Например, освобождение из плена в Святой Земле.
«… 1301 год. Иерусалим. Меня привезли сюда совсем недавно. И вот я в этой комнате в типично восточном стиле. Жду своего освободителя. Братья вспомнили обо мне и прислали выкуп. Скоро, совсем скоро я увижу Францию!..»
Да, я вернулся. Но не прошло и десяти лет, как началось самое страшное – облавы на Орден. Спокойной жизни пришёл конец. Будь я моложе, я бы не воспринимал это с таким надрывом. Но я уже старик, и остаток своих дней я мечтал дожить спокойно, за стенами монастыря. Видимо, Богу было угодно иначе… Последнее испытание всегда самое тяжкое…
«… На пороге стоял один из моих братьев. Жерар. Именно тогда я впервые услышал это имя, ставшее впоследствии родным для моего сердца. Поначалу разговор не клеился. Это и не удивительно. О чём мы могли тога говорить? Да и состояние моего духа на тот момент нельзя было назвать дружелюбным. Я был бы рад и самому дьяволу, если бы именно он решил меня освободить…
… Спустя несколько дней мы попали в засаду. Бедуины. Жерар – отличный воин. Жаль только, что проклятые мусульмане всё-таки умудрились задеть его. Я не отходил от его носилок несколько дней. За это время, как мне показалось, мы смогли сблизится духовно…»
Ну вот… Старые раны вновь кровоточат… Глазами души я вновь вижу их: Жерара и Филиппа. Боль пронзает сердце. Особенно при воспоминании о Филиппе. Пусть и не моя в том вина, но я чувствую себя так, будто кровь его на моих руках. Я не хотел, я не мог себе позволить какой-либо привязанности, но Филипп несколько лет назад пробил лёд моего сердца. А чуть позже то же удалось сделать и Жерару.
«… Я во Франции. В Париже. В голове одна мысль – скорее найти Филиппа. Кто-то дал мне адрес на грязном клочке бумаги. Вот я перед дверью. Вхожу. В дальнем конце комнаты сидит какой-то человек. Темно. Я вижу только половину его лица, да и то смутно. Если бы я только знал!.. Но сердце моё молчало. Я не узнал Филиппа. Наверное, немудрено после 8 лет разлуки…»
Да, 8 лет плена были, пожалуй, самыми тяжёлыми в моей жизни. Быть несколько раз на волоске от смерти, практически смотреть ей в глаза, - не пожелаешь никому. Чего там только не было за эти проклятые 8 лет!.. Про пытки вспоминать не хочется. Мне и сейчас их достаточно… Однажды меня чуть было не скормили тиграм. Тогда я не понимал, что спасение на самом деле стало для меня моральным падением. Радость жизни заполнила разум, и я не разглядел, что стены моей тюрьмы отныне будут теперь из золота, а не из камня.
Далёкое прошлое… Как будто это было не со мной… Как будто не было замка в Оверни, матери, отца, брата… Как будто не было её…
Порой, от невыносимой боли, забываешь своё имя… Но вновь и вновь голосом с Небес звучит тихий голос (и практически всегда это голос Филиппа): «Арно, открой глаза!» или «Добро пожаловать домой, граф де Монсалви!».
Бред… Полный бред…
А порой я вижу во сне её. Ту, из-за предательства которой я попал в Орден. Ту, любовь к которой ни на секунду не покидала моего сердца. Из-за неё я заставил своё сердце отречься от мирских благ, запер его ото всех человеческих чувств. И, несмотря ни на что, я всё же не смог разлюбить её образ.
«… Летний день. После утренней молитвы я поднялся в свою келью. Через некоторое время решил спуститься вниз, ибо захотелось с кем-нибудь поговорить. В общем зале одиноко стоял молодой парнишка. В довольно простой одежде, без оружия. Я заметил, что ему не по себе. Попробовал завязать разговор, но он смотрел на меня испуганно и не проронил ни единой целой фразы…»
Да, именно так я познакомился с Филиппом. Теперь, когда его уже нет на этом свете, я часто мысленно возвращаюсь к тому моменту, когда Филипп попросил меня сделать его оруженосцем. Моим оруженосцем. Я тогда собирался в поход на Святую Землю. И все, кто шёл со мной, брали с собой своих оруженосцев. Но я, упрямый и своевольный, отказался от услуг Филиппа. И не потому, что не хотел его компании, а потому что лучше других, быть может, понимал, что нас ждёт в чужом краю. А подвергать такой опасности совсем ещё мальчишку я не хотел.
И оказался совершенно прав. Отряд наш был разбит. Трое, в том числе и я, попали в плен к сарацинам. Я в ту пору не мог себе и представить, что бы было, окажись Филипп вместе со мной.
Ведь плен для меня – всё равно что смерть. Я всегда был больше воином, чем монахом. Несколько раз я пытался бежать. Без толку. У меня еле хватало сил на меня одного. Сидя в каменном мешке, я постоянно думал о том, что правильно поступил, отвергнув просьбу Филиппа.
Вернувшись во Францию, вновь увидев его, я понял – уж лучше бы он погиб там, на Святой Земле, чем… Но это у же не моя история… Я до сих пор не могу себе простить…
«… Жерар склонился надо мной. Его тихий голос, звучавший откуда-то сквозь пелену дурмана, задавал вопрос. Он спрашивал, что произошло. Ответ дался мне с трудом. Филипп. Его больше нет. Самоубийство. Этот подлец распустил слух, что я мёртв. Филипп… Бедный мальчик, он не смог вынести такого известия…»
А я до сих пор не отомстил за его смерть. Не вышло. Меня погубил тот же человек, на руках которого кровь Филиппа. Какая горькая ирония!..
Жерар частично заменил Филиппа. По крайней мере, он занял соседнюю нишу в моём сердце. Он старше Филиппа, дай Господь вспомнить на сколько лет… Нет, точно старше! Именно Жерар вытащил меня из плена. Это событие послужило началом нашей дружбы.
Знать бы, что с ним сейчас, где он? Подарит ли нам судьба ещё одну встречу? Я даже не смею надеяться…
Отныне моё пространство – стены тюрьмы. Мои «собеседники» – доминиканцы, большие любители человеческой боли. Мне уже самому интересно: долго ль я протяну?
… Всё смешалось. Какое ныне время суток? Я потерял счёт всему… Одиночество сводит с ума не хуже пыток. Рано или поздно я привыкну… Но, боюсь, уже нет времени на это…
Мысленно прощаюсь с вами, Филипп и Жерар! Встретимся у райских врат!..
Упс!
Как много (по крайней мере, для поста на Дайри 
) получилось... Ладно, читайте, кому интересно.
читать дальшеЗаписки мёртвого тамплиера
Я жив, но это ненадолго…
Вокруг меня сейчас темнота. Я как будто уже в могиле. И, как перед смертью, проходит перед глазами вся моя жизнь.
Я выбрал этот путь сам. Мне некого винить. Хотя точно знал - это не совсем моё. Но на момент принятия решения состояние моего духа было в большом упадке.
Я сам не знал, чего ищу, чего хочу. Понимал только одно - жить мне незачем. И вот именно тогда я встретил человека, рассказавшего мне об Ордене.
Мне уже был 21, когда я переступил порог монастыря Ордена Храма. Три года я был, если можно так выразится, послушником. И в 24 года стал рыцарем-тамплиером.
Событие, приведшее меня в Орден, оказало сильнейшее влияние и на всю дальнейшую мою судьбу. Только вот до сих пор не могу понять, почему все эти годы я так отчаянно цеплялся за этот мир, так отчаянно пытался выжить? Для чего? Чтобы быть запертым в каменный мешок? Сносить издевательства доминиканцев?
…Где же моё христианское смирение?...
Бред… Уже который день мне кажется, что я в бреду… Но в памяти отчётливы лишь события последних лет. Например, освобождение из плена в Святой Земле.
«… 1301 год. Иерусалим. Меня привезли сюда совсем недавно. И вот я в этой комнате в типично восточном стиле. Жду своего освободителя. Братья вспомнили обо мне и прислали выкуп. Скоро, совсем скоро я увижу Францию!..»
Да, я вернулся. Но не прошло и десяти лет, как началось самое страшное – облавы на Орден. Спокойной жизни пришёл конец. Будь я моложе, я бы не воспринимал это с таким надрывом. Но я уже старик, и остаток своих дней я мечтал дожить спокойно, за стенами монастыря. Видимо, Богу было угодно иначе… Последнее испытание всегда самое тяжкое…
«… На пороге стоял один из моих братьев. Жерар. Именно тогда я впервые услышал это имя, ставшее впоследствии родным для моего сердца. Поначалу разговор не клеился. Это и не удивительно. О чём мы могли тога говорить? Да и состояние моего духа на тот момент нельзя было назвать дружелюбным. Я был бы рад и самому дьяволу, если бы именно он решил меня освободить…
… Спустя несколько дней мы попали в засаду. Бедуины. Жерар – отличный воин. Жаль только, что проклятые мусульмане всё-таки умудрились задеть его. Я не отходил от его носилок несколько дней. За это время, как мне показалось, мы смогли сблизится духовно…»
Ну вот… Старые раны вновь кровоточат… Глазами души я вновь вижу их: Жерара и Филиппа. Боль пронзает сердце. Особенно при воспоминании о Филиппе. Пусть и не моя в том вина, но я чувствую себя так, будто кровь его на моих руках. Я не хотел, я не мог себе позволить какой-либо привязанности, но Филипп несколько лет назад пробил лёд моего сердца. А чуть позже то же удалось сделать и Жерару.
«… Я во Франции. В Париже. В голове одна мысль – скорее найти Филиппа. Кто-то дал мне адрес на грязном клочке бумаги. Вот я перед дверью. Вхожу. В дальнем конце комнаты сидит какой-то человек. Темно. Я вижу только половину его лица, да и то смутно. Если бы я только знал!.. Но сердце моё молчало. Я не узнал Филиппа. Наверное, немудрено после 8 лет разлуки…»
Да, 8 лет плена были, пожалуй, самыми тяжёлыми в моей жизни. Быть несколько раз на волоске от смерти, практически смотреть ей в глаза, - не пожелаешь никому. Чего там только не было за эти проклятые 8 лет!.. Про пытки вспоминать не хочется. Мне и сейчас их достаточно… Однажды меня чуть было не скормили тиграм. Тогда я не понимал, что спасение на самом деле стало для меня моральным падением. Радость жизни заполнила разум, и я не разглядел, что стены моей тюрьмы отныне будут теперь из золота, а не из камня.
Далёкое прошлое… Как будто это было не со мной… Как будто не было замка в Оверни, матери, отца, брата… Как будто не было её…
Порой, от невыносимой боли, забываешь своё имя… Но вновь и вновь голосом с Небес звучит тихий голос (и практически всегда это голос Филиппа): «Арно, открой глаза!» или «Добро пожаловать домой, граф де Монсалви!».
Бред… Полный бред…
А порой я вижу во сне её. Ту, из-за предательства которой я попал в Орден. Ту, любовь к которой ни на секунду не покидала моего сердца. Из-за неё я заставил своё сердце отречься от мирских благ, запер его ото всех человеческих чувств. И, несмотря ни на что, я всё же не смог разлюбить её образ.
«… Летний день. После утренней молитвы я поднялся в свою келью. Через некоторое время решил спуститься вниз, ибо захотелось с кем-нибудь поговорить. В общем зале одиноко стоял молодой парнишка. В довольно простой одежде, без оружия. Я заметил, что ему не по себе. Попробовал завязать разговор, но он смотрел на меня испуганно и не проронил ни единой целой фразы…»
Да, именно так я познакомился с Филиппом. Теперь, когда его уже нет на этом свете, я часто мысленно возвращаюсь к тому моменту, когда Филипп попросил меня сделать его оруженосцем. Моим оруженосцем. Я тогда собирался в поход на Святую Землю. И все, кто шёл со мной, брали с собой своих оруженосцев. Но я, упрямый и своевольный, отказался от услуг Филиппа. И не потому, что не хотел его компании, а потому что лучше других, быть может, понимал, что нас ждёт в чужом краю. А подвергать такой опасности совсем ещё мальчишку я не хотел.
И оказался совершенно прав. Отряд наш был разбит. Трое, в том числе и я, попали в плен к сарацинам. Я в ту пору не мог себе и представить, что бы было, окажись Филипп вместе со мной.
Ведь плен для меня – всё равно что смерть. Я всегда был больше воином, чем монахом. Несколько раз я пытался бежать. Без толку. У меня еле хватало сил на меня одного. Сидя в каменном мешке, я постоянно думал о том, что правильно поступил, отвергнув просьбу Филиппа.
Вернувшись во Францию, вновь увидев его, я понял – уж лучше бы он погиб там, на Святой Земле, чем… Но это у же не моя история… Я до сих пор не могу себе простить…
«… Жерар склонился надо мной. Его тихий голос, звучавший откуда-то сквозь пелену дурмана, задавал вопрос. Он спрашивал, что произошло. Ответ дался мне с трудом. Филипп. Его больше нет. Самоубийство. Этот подлец распустил слух, что я мёртв. Филипп… Бедный мальчик, он не смог вынести такого известия…»
А я до сих пор не отомстил за его смерть. Не вышло. Меня погубил тот же человек, на руках которого кровь Филиппа. Какая горькая ирония!..
Жерар частично заменил Филиппа. По крайней мере, он занял соседнюю нишу в моём сердце. Он старше Филиппа, дай Господь вспомнить на сколько лет… Нет, точно старше! Именно Жерар вытащил меня из плена. Это событие послужило началом нашей дружбы.
Знать бы, что с ним сейчас, где он? Подарит ли нам судьба ещё одну встречу? Я даже не смею надеяться…
Отныне моё пространство – стены тюрьмы. Мои «собеседники» – доминиканцы, большие любители человеческой боли. Мне уже самому интересно: долго ль я протяну?
… Всё смешалось. Какое ныне время суток? Я потерял счёт всему… Одиночество сводит с ума не хуже пыток. Рано или поздно я привыкну… Но, боюсь, уже нет времени на это…
Мысленно прощаюсь с вами, Филипп и Жерар! Встретимся у райских врат!..
Упс!
Как много (по крайней мере, для поста на Дайри ) получилось... Ладно, читайте, кому интересно.@темы: ролевые игры живого действия
, плевать, что скоро проезжающие машины будут обдавать грязью. Главное - весна! А потом - лето (хлопотная пора для ролевиков 
)
, когда Димка ему по наське сообщил, что мы играем.
.